Лента новостей шоу-бизнеса
16 января 2003 СЕРГЕЙ ШНУРОВ: ТОЧКА — ЭТО ПРОСТО МАТЕРИАЛ, КОТОРЫЙ ИЗДАН КОМПАНИЕЙ РАДИ НАЖИВЫ
С бывшим фронтменом “Ленинграда” Сергеем Шнуровым не стоит говорить об алкоголе, ненормативной лексике, анаше, цензуре и богословском образовании. Об этом уже все сказано. О его богословском образовании как самом эффектном контрасте к алкоголю, ненормативной лексике и анаше — едва ли не больше всего. Поэтому совершенно непонятно, о чем с ним вообще разговаривать. Интервью — ведь это такая ролевая игра, когда артист притворяется, что ему есть что сказать, а журналист — что ему дико интересно об этом выспрашивать. Шнурова можно уважать уже за то, что он особо и не притворяется. И не стреляйте в журналиста — он играет как умеет.
Совесть нации
Если вспомнить, с чего “Ленинград” начинался, и сопоставить с тем, чем он теперь кончился, то нарисуется странная траектория. Первая пластинка со Шнуровым, без электричества, все эти яйца, табак, перегар и щетина — довольно злой шарж на русского мужика, который страдает/бухает, обувь не чистит, но слезы льет и в душе свой жанр имеет. Жанр, идеально отображающий истерзанное нутро такого персонажа, — шоферской с надрывом шансон в широком диапазоне, до группы “Ноль” с гитарными страданиями включительно. Вот саркастическая перепевка этих вечных мотивчиков делала “Ленинград” коллективом уникальным, смешным и интересным. Но затем последовали пластинки, одна другой душевнее, в которых романтические страсти разыгрались не на шутку — чувство юмора “Ленинград” оставило, зато подтянулись персонажи в нечищеной обуви, которые любят спьяну пролить слезу. Началась любовь народная, коммерция, амбиции, рок-н-ролл, телевизор — пропал дом.
Шнурову теперь светит сольная карьера. Что это будет за музыка, не спрашивайте: у двух моих знакомых взяли автографы пролетарского вида мужики за пятьдесят, потому что знакомые на их глазах разговаривали с Самим.
— Мы разговаривали года два назад, нас тогда от журнала в ДК МАИ трое пришло, не считая фотографа. Я задал один вопрос: “У тебя совесть есть?” — и попрощался.
— А я помню. Вы пьянющие были... Я тоже.
— Ты с тех пор столько раз объявлял о распаде группы, что уже никто не верит.
— Группа “Ленинград” с момента создания бесконечно распадается. Перманентное состояние. Это не является каким-то пиар-ходом — это понятно? Что невозможно столько раз делать одно и то же. Внутренние противоречия, которые касаются только меня, толкают на такие экстремистские шаги.
— То есть если завтра город украсят афиши распавшегося окончательно “Ленинграда”...
— Это будет нормально.
— Где есть Сергей Шнуров и еще хоть один музыкант — то это уже группа “Ленинград”. Ты правда так говорил?
— Да, правда так говорил.
— Это не мания величия?
— Это исторический факт.
— С тобой все в порядке. А вот “Ленинград” прекращает деятельность. Музыканты твои всегда производили впечатление маловменяемой неуправляемой массы. Они-то куда денутся?
— Через “Ленинград” прошло около тридцати музыкантов. Ты сейчас о ком?
— Ну, Ромеро.
— Ромеро уже работает. Продает компакт-диски.
— Стоит с лотком на улице, что ли?
— Зачем на улице? В магазине, в тепле, неплохо пристроился...
— А Пузо?
— Пузо как занимался архитектурой, так и занимается. “Ленинград” для него как был хобби, так и остался.
— “Ленинград” изначально для всех был хобби. Для меня идеальная пластинка — это “Мат без электричества”: собрались десять человек и вместе валяют дурака. Чем дальше, тем пафоснее. Это, по-моему, вас и загубило.
— Последняя пластинка...
— Последняя пластинка, которая “Точка”, я извиняюсь, конечно...
— “Точка” — это просто материал, который издан компанией ради наживы — никакой цельности там нет, эклектика: это просто все, что когда-то писалось на студии, не вошло в альбомы, осталось. Я бы этот материал, честно, выпустил лет через десять для каких-нибудь коллекционеров. Мне очень хочется, чтобы к “Точке” никто не относился как к полноценному альбому. Всерьез.
— А сказать компании “нет!” — у вас не те отношения?
— Невозможно. Ну, если люди хотят заработать денег — ради бога! Песни принадлежат им — ну, эти объедки с разных альбомов... Юридически невозможно.
— Лучше всего звучит, кстати, песенка с “Дискотекой Авария” — под этот бодрый бит твои слова звучат, как вой какой-то.
— Да, танцевальненькая.
— Какая танцевальная! Она похоронная просто! Там по контрасту слышно, что человек очень усталый, вялый поет.
— Да я под нее и не танцую. Хотя как эксперимент, как общение с “Дискотекой Аварией” — мне все ребята очень понравились. Как личности.
— Слушай, это же видно, что ты из приличной семьи. Родители наверняка интеллигентные, высшее образование и т.д. Это закономерность такая, что мальчиков из хороших семей тянет на помойку?
— У мамы с папой? Высшее. Ну, дело в том, что Ленин тоже был из приличной семьи и к нему тоже тянулись не лучшие люди.
— Просто “Ленинград” образца “Мат без электричества” — это был юмористический проект для интеллигентов; а сейчас ты самый любимый певец таких парней, которые в турецкой коже ходят.
— На самом деле это не плохо. Если так думать, то “Джоконда” тоже у многих висит в туалете — это же не уменьшает достоинств “Джоконды”. Если парни воспринимают на своем уровне, значит, так тому и быть. Многие делают татуировки церквей на спине, это же не умаляет красоты храмов!
— Ага, сейчас мы будем о шансоне говорить? — ты в ту сторону дрейфуешь.
— Шансон неправильно рассматривать как чисто уголовный фольклор. Шансон у нас выполняет функцию кантри в Америке — наверное, скоро будут огромные фестивали, только вместо ковбойских шляп люди будут ходить в кепках. У него вообще очень много общего с разными корневыми движениями — как рэп. Очень многое говорит о том, что шансон будет таким фундаментальным пластом со своей мифологией. Убийство Круга...
— Кстати. Авторитетные люди как-то отозвались уже на твою деятельность в этом жанре? Типа там ящик водки от Евгения Кемеровского не передавали?
— Не-а... У меня другие поклонники. Типа Виктора Ерофеева.
Момент истины
На фоне той пьяной кронштадтской демократии, которую культивировал “Ленинград” на концертах, нынешние повадки Шнурова кажутся оскорбительно барскими: в поклонниках у него писатели, которых принято считать умными, — это ладно, это шлейф выступлений в интеллигентных местах вроде “ОГИ”. Простить С.Ш. не могут другого — того именно, что он, как выяснилось, последнюю рубаху не отдаст и подыхать под забором, как Аркадий Северный, не собирается. Бросил пить. Народному певцу, которому уже и тульские оружейники в знак любви гравированные пистолеты дарят, это не идет: злые языки утверждают, что по Питеру Шнур ходит с охранниками, совладеет бензоколонкой и вообще уже, как Филипп Киркоров, на олигархических днях рождения поет. Аркадий Северный на днях рождения тоже пел, но оставался при этом запойным бродягой без кола и двора. Шнур же свил дизайнерское гнездо на Петроградской стороне и, что неожиданно, последовательно оберегает от какой бы то ни было публичности жену Свету и сына Аполлона. При появлении фотографа: они ушли гулять, и все.
Массы все это травмирует: душа должна быть нараспашку, чтобы струны рвать и ни в коем случае не прожить дольше Высоцкого. Что это просто такая работа (высокооплачиваемая), массе хрен объяснишь — платит-то она.
— Аполлону три года будет в марте. Он на твоих концертах уже был?
— Зачем? Смысл?
— Ну, я часто на твоих концертах видел детей — то есть не тинейджеров, а детей, которые приходили с милыми интеллигентными родителями.
— Мне это вообще очень не нравится. Во-первых, там накурено. Во-вторых, непонятно, чем все кончится. В-третьих, зачем ребенку вот это все?! Аполлон Сергеич у меня смотрит “Бременских музыкантов” и поет оттуда все песни уже, кстати. Мне кажется, что в его возрасте человек должен с такой музыкой встречаться.
— Ты сказал, “непонятно, чем кончится”. Я бы посчитал это позой такой красивой, если бы не помнил. Были такие концерты, когда ты бледный как смерть шатался, и я гадал все: грохнется — не грохнется? То есть еще шаг, и фронтмена мы потеряли. Ты себя минимально контролируешь?
— Я падал со сцены. Это искренность. Если человек падает со сцены — значит... Ну, значит, правда, пьяный! А я вот вчера посмотрел на Найка Борзова — вот что страшно! Такой бледненький, неспортивного вида мальчик... Совсем неспортивного. Я с ним не нюхал, конечно, деталей не знаю, но страшно. То ли дело Расторгуев. Мне Расторгуев нравится.
— Расторгуев — правильный мужчина. Ты в нашем журнале комментировал гороскоп и сказал, что сам всегда зачинщиком драк выступаешь...
— Ну, это неправда! Хотя бы через раз. Все получается как-то само собой, само оно ко мне липнет.
— ...так вот. У тебя при таком образе жизни какая-то спортивная подготовка есть? Ну, там, зарядка-спортзал?
— Иногда хожу на бокс. У меня приятель есть — чемпион СНГ по боксу в среднем весе. Он мой личный тренер, время от времени. Ну, сейчас, рука пока сломана...
— Правда, железку вставлять будут? Терминатор?
— Ну да. Вообще идеально было бы отрезать себе руку и сделать крюк.
— На гитаре играть не с руки.
— Не, почему, можно в крюк вделать медиатор.
— Слушай, а тебя пресса не достала? Нас ведь много — звонят каждый день?
— Не каждый, но через день. Просто есть люди, которые сами в себе, у них там внутренний мир какой-то, что-то у них происходит. А мне вот несложно попиѕдеть. Могу просто сидеть так и пиѕдеть довольно долго. Для меня интервью — это не какой-то момент истины, не откровение... Пиѕдеж!
— Пиѕдеж, конечно. У тебя висит на стене такая эротическая картина в гогеновских цветах...
— Скорее в матиссовских!
— ...тысяча извинений. Ты до сих пор рисуешь?
— Видишь, я занимался копиями профессионально. Реставрационное дело, училище, два года этому посвятил. А сейчас вообще не рисую. Если б я был художником, я бы, наверное, повесился. Мне непонятно, как можно себя выразить живописью в XXI веке.
— А чем можно?
— Мне кажется, в Quake III можно выразиться гораздо сильнее.
— Мне рассказывали дикую историю, что в каком-то Усть-Урюпинске к тебе подошел поклонник, который выбил себе передние зубы, чтобы быть похожим на Шнура. Это правда?
— Это правда.
— Тебя это не смущает никак?
— Это же не мои зубы. Свои я вот вставил.
Сделать интервью с Сергеем Шнуровым невозможно: то есть издания, которому он интервью еще не дал, надо поискать. Но это не интервью. Шнур — человек непробиваемый; каков вопрос — таков ответ. Да, нет, не помню, шутка. Минуте на двадцатой, исчерпав темы для обсуждения, потому что не о Боге же и душе с ним разговаривать, вы понимаете, что визави способен с циническим спокойствием терпеть вас и подыгрывать час, два часа, сутки. Трындеть без остановки и при этом молчать как партизан. А о чем говорить, собственно? Шоу-бизнес и журналистика сделаны из общей материи — воздуха. Творчество всякой рок-звезды и сенсация любого таблоида высосаны из одного толстого пальца. Он это понимает, я это понимаю, каждый из нас понимает, что собеседник понимает: все хѕня и наѕбалово. “Ну, допиши чего-нибудь от себя, что ли. Профессионал же”, — посоветовала на прощанье рок-звезда.
Между прочим, когда два года назад, пьянющий, я спросил Шнура, есть ли у него совесть, он спокойно ответил: есть.
МК-Бульвар
Рекламная служба Гуру Кен - ШОУ
Приглашения на мероприятия посредством электронной почты.